В Париже курят. Много и красиво. Курят на ходу и на террасах кафе, курят совсем молодые и те, что с пепельными волосами. Курят за рулем машин, курят у входных дверей, на канале, на набережной Сены и на балконах. Курят офисные клерки, курят повара в белоснежной форме, зажимая сигарету в по-детски чистых руках, у задних дверей ресторанов.

Много женщин на каблуках. Невысоких, устойчивых, но очень элегантных.

Выбор еды в супермаркетах скуднее, чем в Америке, но кажется сбалансированнее. Разумное количество зелени, три вида лука против десяти и желтые помидоры по два евро за килограмм. Немного сортов пасты и круп, нет улиц с продуктами Goya (и не спрашивайте, что это значит), а вместо музея американского умения засунуть все, что угодно, в cans, — стеклянные баночки с изысканными закусками: спред из черных оливок или вяленых томатов, каштановый джем, похожий на шоколад, фета с креветками, каперсы в лимонном соке и десять видов дижонской горчицы. НЕТ КЕЙЛА.

Французский хлеб можно есть руками вместо завтрака, обеда и ужина. Тем более, что с джетлагом и хаотичным режимом, я всегда пропускаю французские строгие приемы еды. Артур смешно ругается, что из-за торчащих отовсюду багетов в Париже ты постоянно в муке.

Пока только во Франции я видела в супермаркетах такие вкусные десерты — ореховый мусс, рисовый пудинг или ваниальный крем — как из хорошей кондитерской, только в одноразовом стаканчике и евро-два за упаковку.

С пяти до семи вечера время aperó. Французы сидят с бокалом чего-нибудь алкогольного, едят зубочистками оливки из маленькой тарелки, и не могут объяснить, почему кухня открывается только в семь.

Город пахнет парфюмом. В поезде из аэропорта я закрываю глаза и засыпаю под сладкий аромат духов. Француженкам не мешает духота летнего Парижа и тесные вагоны метро.

Здесь самые ухоженные мужчины. Я могу часами разглядывать следы их хорошего вкуса в небрежно повязанных шарфах и сочетании трех-четырех цветов в одежде.

Нет кондиционеров. В Нью-Йорке официально лето начинается с включением кондиционера, и хотя Парижскую жару не сравнить с Нью-Йорской, мне сложно понять отсутсвие кондиционеров в общественном транспорте, магазинах и музеях. Иногда в галереях открывают окна, в закрытых залах парижанки ловко обмахивают себя веерами. Черт со мной, но разве экспонатам не нужен климат контроль?

В квартирах нет вентиляторов.

За год я учусь говорить restroom вместо toilet и apartment вместо flat. Через неделю мой английский откатывается к до Нью-Йорской эпохи.

У нашего хоста обеденный перерыв два часа. Каждый день Гийом едет на велосипеде домой, готовит незамысловатый с точки зрения француза обед, ест и полчаса спит.

Замечаю, что стала раздражительной. Я злюсь на сервис (повсеместно плохой), нравоучительный тон, с которым то и дело кто-нибудь заговаривает, громкие скутеры, не уступающие дорогу машины и самые узкие на свете тротуары. Постоянно хочу в туалет, когда рядом нет общественных кабинок, и постоянно ругаюсь с официантами в кафе. После бутылки розé и привычной проблемы называю французов annoying. Стыдно, очень стыдно.

Могу с первого взгляда определить в толпе американцев (как умение каждого русского вычислять соотечественников). Они всегда самоуверенные. Их лица как будто говорят: я знаю, что хочу, я знаю, куда хочу, и я могу ответить на любые вопросы.

Кажется, что размер petite был придуман для французов. Стройные и одинаково красивые. Черные вьющиеся волосы, кожа в мелкую веснушку, четкие, но не грубые, черты лица. Я засматриваюсь на людей, насколько позволяют социальные нормы. Щелчок камеры и уже кто-нибудь машет мне рукой, второй закрывая лицо.

Нет собак.

Шестой раз в Париже и первый раз на башне. В очереди два неприятных парня в спортивных штанах, их образ и вызывающее поведение будит, как оказалось, не так глубоко запрятанные страхи. Я читаю книгу, парень дотягивается до моего айпада и переворачивает страницу. В Америке я могу переживать, что меня случайно застрелят, но не за границы личного пространства. Прошу не трогать мои вещи. Очередь опускает глаза. Про себя смеюсь, что вряд ли смогу объяснить французскому полицейскому проблему, выдыхаю и стою дальше.

Квартира на airbnb размером с две нью-йорских ванных. Типичные шестнадцать квадратных метров, на которых в Париже умудряются уместить спальню, гостиную, кухню и душевую. Несмотря на размер квартиры и возраст дома, на кухне есть стиральная машина. Под бокал вина и мягкий камабер мы лечим нью-йорский синдром ландромата, стирая не такое уж и грязное белье. Нью-Йоркер может бесконечно смотреть на три вещи: стоимость rent-control апартмент, подъезжающий на станцию нужный поезд метро и как работает стиральная машина в твоей квартире.

Social skills не зря называются умением, а значит они приобретаются и над ними можно работать. После полутора лет в Америке я боюсь пауз и много говорю. Америка — это школа непринужденного общения, которое возведено в социальную норму и преподается на всех уровнях. Отсутствие small talk как холодный душ, только и думаю, почему меня все ненавидят. Ужасно смешно читать комментарии американцев к европейским местам в Yelp: «Пока я делал заказ, бармен мыл бокалы и даже не посмотрел на меня, а потом молча принес коктейль. Худшее место!» или мудрое, явно выдавленное годами экспатства: «Я думал, что здесь не любят англоговорящих и просто терпел, а потом заметил, что они точно так же разговаривают со своими, теперь мне спокойнее».

Во французские поездки случаются самые душевные квартирники. Наш старый парижский друг-почтальон решил кардинально изменить жизнь и в данный момент идет пешком по Канаде. Три года назад там закончился его большой роман, надеюсь, что в эту прогулку начнется новый. Новый хост прячет ключ от квартиры под остатки красной черепицы, запрятанной в кладовке под лестницей. К слову, у него есть телефон, что уже большой апдейт по сравнению с нашим другом Себастьяном.

Поздним вечером мы возвращаемся в неприлично большую для парижанина квартиру Гийома, под сигаретный дым и дешевое вино идут те самые разговоры, из-за которых кажется, что кухни Франции и России очень похожи, если забыть про еду. На следующее утром он провожает подругу до дверей и зачем-то рассказывает нам, что они расстались полгода назад, а всю ночь о чем-то проговорили, поэтому он очень устал и отправляется досыпать. Параллельно я читаю французский роман Саган, где на трехстах страницах только любовь, страсть, вино и еда. Смотрю на остатки вчерашних посиделок, меланхоличное лицо Гийома и радуюсь тому Парижу, что построила в своей голове.

Больше фотографий на Flickr.