Удивительное дело оказаться в Москве туристом. Вроде бы прожила здесь восемь лет и вот там во дворах та самая квартира, где я шпаклевала стены и красила пол, но из аэропорта едешь по друзьям спать в чужих кроватях.
Москва это начало всех начал, здесь я первый раз влюбилась, первый раз осталась без денег, первый раз заработала деньги, отправилась в первое путешествие, первый раз задумалась о том, что я по-настоящему хочу делать, и начала это делать. Даже приезжая к родителям, где я жила 18 лет, мне не бывает так волнительно, как в самолете до Москвы, где я не была почти два года.
Из хорошего — в Москве все так же интересно. Иду на «Человек из Подольска», мокрая августовская пятница, неуютный зал в подвале жилого дома, пластмассовые стулья и зрители, занимающие каждую клеточку этого неподходящего для театра пространства. Так же душевно смотрю «Аритмию», которая отчего-то особенно трогает. Перед сеансом женщина просит пересесть: «Простите, а вы в гордом одиночестве? Давайте обменяемся местами, я тут со своею любовью». Хорошее российское кино действует на меня так же как современный американский фикшн: когда узнаешь себя в каждом предложении и легко сопереживаешь всему происходящему. Как я не нашла сильных современных книг на русском, так же могу сказать про американское кино. В МХТ новый спектакль Богомолова — или я соскучилась, или на этот раз особенно удался. В Гоголь центре почему-то не везет, от скуки пинаю впереди стоящее кресло — за что меня справедливо и невежливо отчитывают, даже в модном театре не уйти от российской прямолинейности.
На дне рождении Наташи собираются одни документалисты. Наконец-то, тот самый квартирник, о котором я мечтала с приездом в Москву. Торт-тирамису, адыгейский сыр, вино и водка, ребята обсуждают кино. Спрашивают у И., как прошло его свидание. «Она считает Германику чернухой». Мне нравится это синхронное понимание, когда достаточно одной фразы.
Из плохого — неоправданная агрессия. Очень не хватает человечности. Как будто русские забыли, что быть человеком — это тоже работа, или выполняют ее хреново. Тут не смотрят друг другу в глаза, не улыбаются, не строят фразы, чтобы собеседнику было приятнее, не скрывают плохое настроение и легко начинают ссоры. Как партнеры в долгих отношениях, что stop trying. По-моему мы самые некомпетентные люди в общении и конфликт-менеджменте. Там где, европейцы промолчат, американцы обнимутся и пообещают встретиться на пиво в пятницу, русские переругаются и испортят настроение себе и окружающим. Тут круто не предотвращать конфликты, а «бить» сильнее и вперед.
Особенно тяжело в первые дни, когда еще не обрастаешь броневой кожей и не чувствуешь себя как в фильме Альмодовара The Skin I Live In. При мне почти подрались в одном баре, нахамили во втором, в третьем распылили перцовый баллончик — я отравилась, зашла в соседнее кафе умыться, а там оказались последствия другой драки: пол в крови, полиция и скорая. Мужчина в костюме грубил полицейскому, женщина в метро проклинала попутчиков без причины, а красивая женщина за рулем и сыном-подростком на пассажирском сиденье назвала меня идиоткой, потому что я мешала ей парковаться во дворе жилого дома. Мне казалось, что за одну неделю в Москве произошло больше, чем за пару лет в Нью-Йорке. Как будто все живут в постоянном напряжение и в любую минуту готовы защищаться. Не послали сейчас, пошлют потом — так сделай это первым. Через месяц адаптируешься: или перестаешь замечать, или — моя теория — подключаешься к общему напряжению и на тебя перестают нападать.
Серое и большое.
Еду на Патриаршие. Фейсбук-знакомая Лида оставляет ключи от своей квартиры. Напротив дома посреди дороги паркуется машина, откуда-то берется полицейский на скутере, объясняет, что на дороге стоять нельзя и просит убрать машину. Водитель отвечает через приоткрытое окно: «Ну и что, обосрался кто-то?». Что происходит дальше я не знаю, ускоряю шаг и прячусь в подъезде своего нового дома.
Я почти не застала развитие «новых» Патриарших, поэтому ту позорную cтатью на Афише читала уже в Нью-Йорке (оттуда размышления о саранче казались еще сюрреалистичнее). Отчасти это даже любопытно, что в Москве появился район со своими паттернами поведения и визуальными образами. Мне кажется, что путешественник всегда видит острее, плюс чего ожидаешь, то и начинает всплывать. Вот тут едят устриц (откуда они в Москве?) с видом на припаркованные машины с закрытыми номерами. Взгляд на бутылки с охлажденным розе, взгляд на стоимость часа парковки, от которой так искусно прячут номера. Вот тут девушка в высоких голубых ботфортах позирует на фоне «совсем как в Сохо» улицы, напротив другая фотосессия: платье в пол, длинные волосы, женщины, как со страниц журналов. Мне не показалось, Артур снял это на видео. Вечерами В салоне Chanel проводят презентации: три ряда супер-одинаковых женщин, высокие бокалы шампанского и парень в черном костюме, что (наверное) учит поддерживать эту одинаковость.
Салоны красоты здесь звучат буквально, глядя по сторонам кажется, что вся «красота» спряталась за их дверями. Тут красят брови, наращивают ресницы, регулярно делают эпиляцию, ровняют кончики, делают кератин, выпрямляют или завивают, в зависимости от исходных данных. Вспоминаю свои восемь лет в Москве — все вышеперечисленное мне вполне знакомо. В Штатах, по крайней мере в Нью-Йорке, кажется, что вся косметика и процедуры для фана — покрасить волосы в розовый, губы — в черный и попробовать новые татуировки для лица. В России все как будто про уход, сексуальность и стандартизацию. Картинки с Wonderzine в оффлайне почти не встречаются. Вообще, уход чуть ли не третья работа российских женщин (после карьеры и быта). Американские салоны похожи на дыру в стене, где за пятнадцать минут делают маникюр и педикюр (нашла в московских салонах аналогичный вариант с приставкой нью-йоркский в названии) или на что-то супер «элитное» (как на Патриарших), откуда выходят такие же супер элитные женщины. В целом все как и всегда: нарядные женщины и в массе не ухоженные мужчины. Как сложно в метро сесть рядом с принявшим душ мужчиной, так же сложно встретить попутчицу без макияжа.
Застала московскую стройку. Кажется Москву снова перетряхивают, перекладывают каждую косточку и выворачивают на изнанку. Со стороны все выглядит очень архаично: деревянные лестницы с торчащими гвоздями, леса, подпертые на жестяные банки и обломки плитки, маляры без перчаток, отсутсвие униформы, какие-то самодельные тележки, никаких объясняющих табличек с планом работ, никаких ограждений и мер безопасности — пешеходы прыгают по небрежно уложенным доскам, только редкие рабочие носят каски. Москвичи как обычно: ругаются и радуются с одинаковой силой. П. рассказывает, что иногда в его окно на шестом этаже заглядывает рабочий, просит воды и продолжает красить стены.
Цветопроба на стене. Или кто-то изучает оттенки кожи. Или кто-то понаехал и воображает себе то, чего нет.
Забор, где все фотографируются. У меня за спиной паспортный стол на Баррикадной, где пять лет назад я с диктофоном, двумя жалобами через госуслуги и одним звонком угроз в свой адрес получала загранпаспорт не по месту регистрации. Вот где настоящая ностальгия.
Метро.
На день рождение лечу к родителям. Москва-Челябинск, самолет Победы. Кто умеет читать правила, у того не возникает проблем с ручной кладью. В провинциальном городе на десять тысяч человек ничего не меняется. Может, больше женщин стали водить машины, что во времена моего детства было совсем редкостью. Бюджетникам все так же задерживают деньги (хотя зарплатный фонд одного учреждения меньше месячной зарплаты программиста в Москве). Печи и дрова заменили на газовое отопление, местные Сбербанки адаптировали целевые кредиты под «газовые», недобросовестные жители вместо электричества научились воровать газ. Эпоха пластиковых окон подошла к концу, уничтожив почти все деревянные наличники. Из неизменного — пирожки с картошкой, блины, вареники с груздями и мамин торт на день рождение.
В Петербурге случается традиционная погода, два дня мокрых ног и идеального off-white неба — так и вижу питерскую марку одежды с таким названием и вариацией легких оттенков белого: «белый» зимнего неба, «белый» с желтизной лета, депрессивный «белый» осеннего утра.
Windows Diversity.
В Петербурге нужны друзья и уютная квартира, иначе пропадешь. Еще я бы запретила продавать лампы белого света, только желтые и подкрепить законом.
Наш старый каучсерфинг-друг Мауритс встретил русскую женщину и перебрался из Амстердама в Петербург. Водили по секретным местам, ели фалафель и практиковались в Russian grumpy face.
Наташа завела меня в другое секретное место.
В моих отношениях с Петербургом неизменно только одно — легкость возвращения в Москву. Люблю и ненавижу одинаково, но дом в там, где вагоны с головы состава.
Свидание со старым домом. В квартире поселился прекрасный Володя, сохранились детали интерьера, а сосед все в том же халате вышел обниматься.
И любимые развлечения в радиусе дома. Не хватает Пропаганды и недорого ланча (со сдавшей позиции семгой).
В неизменном советском магазине, куда мы водили всех гостей и где пять лет наблюдали стабильность трудовых кадров, прошла фото-выставка Не стой — привыкнешь!. Фотограф Моника подарила мне одну фотокарточку, но я не успела ее забрать, поэтому на правах рекламы: если вы летите в Нью-Йорк, то буду благодарна такой посылке.
Про людей, шаурму и походы в гости.
Конец.
